Мишка задумался.
— А я ведь и сам видел, как наседка переворачивала яйца! — сказал наконец он.— То-то я думал, зачем она ворочает их своим носом?
Мишкин папа засмеялся.
— Эх, ты! — сказал он.— Разве у курицы нос?
— Ну клюв. Какая разница — нос или клюв?
Часам к десяти ртуть в градуснике почему-то поднялась на полградуса, так что на этот раз нам пришлось вытащить одну тетрадку и опустить лампу.
— Что за история с этой температурой? — удивлялся Мишка.— Ночью она всё опускалась, а теперь почему-то полезла вверх.
До обеда нам ещё раз пришлось опустить лампу, так как температура опять повысилась.
После обеда Мишка прилёг на кушетке и снова заснул. Мне было скучно одному сидеть — я принёс свой альбом для рисования и принялся рисовать Мишку, как он спит на кушетке. Спящих легче всего рисовать, потому что они лежат спокойно и не шевелятся.
Тут к нам пришёл Костя Девяткин. Он увидел, что Мишка спит, и спрашивает:
— Что это у него, сонная болезнь?
— Нет,— говорю,— это он так просто спит. Костя принялся тормошить Мишку за плечо и как закричит:
— Вставать пора!
Мишка вскочил как ошпаренный.
— А? Что? Уже утро?— спрашивает.
— Какое утро?— засмеялся Костя.— Скоро вечер уже. Вставай скорей, пойдём гулять. Посмотри, солнышко светит! Весна! И воробьи поют.
— Нам гулять теперь некогда. У нас дело,— говорит Мишка.
— Какое дело?
— Очень, брат, важное дело.
Мишка подошёл к инкубатору, взглянул на градусник и как закричит на меня:
— А ты что тут сидишь, как коза на базаре? Не видишь, что делается!
Я посмотрел на градусник — опять тридцать девять с половиной градусов!
Мишка поскорее понизил лампу.
— Если б я не проснулся, ты, наверно, до сорока бы догнал! — продолжал кричать он.
— Я же не виноват, что ты спишь всё время.
— А я виноват, что я ночью не спал?
— Иу и я,— говорю,— не виноват. Костя увидел инкубатор и спрашивает:
— Что это вы, опять паровую машину делаете?
— Что ты! Разве паровая машина такая?
— А что это?
— Угадай.
— Гм…— сказал Костя и почесал затылок.— Наверно, паровая турбина.
— Нет, не угадал.
— Ну, тогда какой-нибудь реактивный двигатель.
Мы с Мишкой рассмеялись:
— Сто лет будешь гадать — не догадаешься!
— Что же это такое?
— Инкубатор.
— Ах, инкубатор! Вот оно что! А что он делает, этот инкубатор?
— Как — что?— удивился Мишка.— Цыплят выводит.
— А, понимаю, понимаю! Из чего же он их выводит?
— «Из чего»! — фыркнул презрительно Мишка.— Из яиц, конечно. Из чего же ещё?
— Ах, из яиц! Ну конечно! Он вместо курицы их высиживает. Это я знаю, только я думал, что он не инкубатор, а индюкатор или курбюратор — забыл, как называется. Он, значит, называется инкубатор… А где же яйца?
Яйца вот здесь, в коробке.
— А ну покажи.
— Ну, уж если каждому показывать, то наверняка никаких цыплят не получится! Подожди, когда наступит время переворачивать яйца, тогда и увидишь.
— Когда же вы будете переворачивать?
Мы с Мишкой стали высчитывать, и оказалось, что яйца нужно будет переворачивать в восемь часов вечера.
Костя остался ждать. Мишка принёс шахматы, и мы стали играть. Только если сказать по правде, то играть втроём в шахматы — это самое последнее дело, потому что играть могут только двое, а третий сидит и подсказывает то одному, то другому. Из этого никогда ничего хорошего не получается. Если ты выиграешь, то тебе говорят, что ты выиграл потому, что тебе помогали. А если проиграешь, то над тобой смеются и говорят, что ты проиграл, несмотря на то что тебе подсказывали. Нет, лучше всего играть в шахматы вдвоём, когда никто не мешает.
Наконец пробило восемь часов. Мишка открыл инкубатор и стал переворачивать яйца. Костя сосчитал их и говорит:
— Одиннадцать яиц. Значит, одиннадцать цыплят будет?
— Как — одиннадцать?— удивился Мишка.— Ведь было двенадцать! Неужели одно яйцо кто-то стащил? Что за наказание! Не успеешь заснуть, как яйцо стащат!.. А ты что тут смотрел?— набросился он на меня.
— Да я,— говорю,— никуда не уходил. Надо пересчитать: может, Костя просто ошибся.
Мишка принялся пересчитывать яйца, и у него получилось тринадцать.
— Ну вот! — заворчал он.— Теперь даже лишнее одно оказалось. Кто его сюда сунул?
Тогда я сосчитал яйца, и получилось ровно двенадцать.
— Эх, вы,— говорю,— арифмометры! Двенадцать яиц сосчитать не могут!
— Постойте,— говорит Мишка.— Совсем вы меня запутали! Я одно яйцо не перевернул, только не помню какое.
Он задумался, а тут прибежала Майка, высмотрела в инкубаторе самое большое яйцо и говорит:
— Вот из этого вот яйца когда выведется цыплёнок, мой будет.
Мишка рассердился и вытолкал её за дверь:
— Если ты ещё хоть раз придёшь мешать нам, никакого цыплёнка не получишь!
Майка расхныкалась:
— Там мои чашечки стоят! Я имею право смотреть!
— Вот я тебе покажу, какое у тебя право! — сказал Мишка и закрыл дверь.
— Что же теперь делать?— говорю я.— Может, снова перевернуть все яйца?
— Нет, лучше не надо, а то перевернём их опять на ту сторону, на которой они уже лежали. Пусть лучше одно неперевёрнутое лежит. В следующий раз надо внимательнее быть.
— А вы поставьте на яйцах отметки, вот и будет видно, какое яйцо перевёрнуто, какое нет,— предложил Костя.